Белла Розенфельд-Шагал
(1895 Витебск – 1944 Нью-Йорк)
О жене Марка Шагала, Белле Розенфельд, мало что известно широкому читателю, в том числе почитателю её мужа, всемирно известного, великого художника, подлинного «революционера и лидера авангарда изобразительного искусства ХХ века. Но она и сама была «от бога» одаренным человеком, наделенным артистическим и литературным талантами, которыми она пожертвовала во имя любви к мужу, его карьере. Настоящая статья посвящена короткой жизни этой самоотверженной женщины и единственной любви Марка Шагала, которую он вдохновенно пронес в течение всей своей долгой жизни (1887-1985).
Белла Розенфельд-Шагал
Вездесущий и всеобъемлющий современный «кладезь» информации ИНТЕРНЕТ, позволил уточнить некоторые данные непосредственно по архивным документам. Имя восьмого ребенка ортодоксальной семьи Розенфельд было Бася-Рейза и родилась она будто в 1889 году (по имевшимся данным 15.12.1895г.). Имя её отца, любавичского хасида, состоятельного ювелира, было Шмуль-Ноах Ицкович и был он одним из попечителей Витебской Талмуд-Торы. Её мать звали Фрида Левьянт-Розенфельд. Несмотря на патриархальный уклад жизни семьи хасидов Розенфельд, их взгляды были достаточно широки, чтобы дать Белле возможность получить светское образование. Белла успешно сдает экзамены и переводится из еврейской школы в шестой класс русской (христианской) витебской женской гимназии, которую заканчивает через два года с серебряной медалью. Интересно отметить, что в гимназии преподавали «Закон еврейской веры» на русском языке, при этом по субботам евреи были освобождены от занятий.
Серебряная медаль об окончании гимназии позволяла евреям продолжить учебу в Москве. Белла Розенфельд была личностью незаурядной, яркой. Она поступает в Московский университет на историко-литературно-философский факультет, по окончании которого написала две диссертации: 1. «Освобождение русских крестьян» и 2. «Достоевский». В студенческие годы, Белла занималась актерским мастерством в студии у Станиславского (позже была актрисой) и сотрудничала в московской газете «Утро России». Она сама была талантливой писательницей (об этом ниже).
Летом 1909 года в гостях у своей подруги, соученицы по гимназии Тойбы (Теи) Брахман, Белла познакомилась с бедным молодым художником Мойшей Сегалом, впоследствии Марком Шагалом. Задумчивый, постоянно погруженный в живопись, которую он считал делом своей жизни, никем не признанный, у окружающих Мойше Сегал вызывал недоумение и жалость. Это знакомство стало для обоих судьбой на долгие годы, они оба оставили воспоминания о той первой незабываемой встрече. Вот как Марк это описывает в своей книге »Моя жизнь» на идише («Майн лэбн»): «…ее молчание это мое молчание, ее глаза это мои глаза. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все, о моем детстве, моей теперешней жизни, все - о моем будущем. Как будто наблюдала за мной, чувствовала меня близко возле себя, где-то рядом, хотя и я ее вижу в первый раз. И я почувствовал в этот миг, что она будет моей женой. Ее бледное лицо, ее глаза, какие они большие, выпуклые, и черные! Это ведь мои собственные глаза, моя душа! Я вхожу в новый дом, с которым не могу уже расстаться». Ему вторит Белла в своей книге «Первая встреча»: «Я не смею поднять глаза и встретить его взгляд. Его глаза сейчас зеленовато-серые, цвета неба и воды. Я плыву в них, как в реке». Очевидно, в его глазах было то особенное ощущение полета, которому он научил ее позже, когда их любовь повзрослела. Белла увидела в нем талант и твердость духа, она поверила в него еще тогда, поверила на всю жизнь. Позднее он писал: "Долгие годы ее любовь освещала все, что я делал". Через год после знакомства, Белла и Марк стали женихом и невестой. Но вскоре влюбленный юноша укатил в Париж, а Белла хранила спокойствие и была уверенна, что вернется. Четыре года они непрерывно переписывались. “Мои русские картины были без света, – писал Шагал Белле из Парижа. – В России все сумрачно и имеет серовато-коричневый оттенок. Приехав в Париж, я был потрясен переливами света”. И все же, сюжеты его картин не изменились. “Париж, ты мой Витебск!” (ведь там оставалась его любимая невеста) - это, по мнению Шагала, было лучшим комплиментом. Жил Марк на улице Данциг, неподалеку от бульвара Монпарнасс, в круглом кирпичном здании – это было общежитие художников под названием “Улей” («ruche»). Одну из квартир там занимал в то время Амадео Модильяни, другую - Фернан Леже... Все обитатели “Улья”, как и положено настоящим художникам, бедствовали и даже голодали. Не имея денег на холсты, Шагал писал картины то на скатерти, то на простынях, то на собственной ночной рубашке. А в какой-то момент он опять почувствовал смутное беспокойство. Может быть затосковал по Белле! А, может, это было неосознанное желание убраться подальше от надвигающейся войны: начинался 1914 год, и Франция была главным врагом Германии...
А Белла писала жениху письма – прекрасные, поэтичные, нежные. Она дождалась своего Марка. Он вернулся накануне первой мировой войны уже зрелым и известным мастером. Они поженятся в 1915 году и Белла навсегда останется его первой возлюбленной, женой и музой. «Лишь к тебе моя стремилась Любовь, избрав тебя одну…” - написал Шагал вскоре после свадьбы. И снова он рисовал себя и свою Беллу летящими в небе, свободными и влюбленными. А, когда в 1916 году родилась дочь Ида, стал рисовать и ее.
Марк Шагал и Белла до переезда в Париж. 1922
В присутствии Беллы, Марк испытывал чувство невесомости, парения и покоя. Часто он ее так и рисовал – безмятежно парящей в небе, и себя летящим рядом с ней. Ей было немногим больше двадцати лет, когда до октябрьского переворота она вышла замуж, разделив с Марком все тяготы и все счастье уготованного ему будущего: увлечение революцией, полуголодную жизнь московского художника-авангардиста в гражданскую войну, эмиграцию, шумный европейский успех, бегство через океан, когда немцы подходили к Парижу…Она попробовала писать – о старом Витебске, о собственных корнях, о своем детстве. Случилось это уже в эмиграции и не сразу. Мысль взяться за перо пришла после поездки с Шагалом в Вильно в 1935-м. Тогда это была Польша, где антисемитские настроения усиливались буквально с каждым месяцем (писатель Башевис-Зингер, будущий Нобелевский лауреат, в тот же год покинул Варшаву, уехав в Нью-Йорк, чтобы избавиться от чувства поминутного унижения и опасности). Оставалось всего четыре года до трагедии, которую выпало пережить всему восточноевропейскому еврейству.
Настроения Шагалов после этого путешествия в край, расположенный поблизости от их родного гнезда, были самые мрачные. Но это совсем не чувствуется на страницах книги, за которую Белла принялась, не очень ясно представляя себе, что из давних воспоминаний в нее войдет и в каком порядке выстроится. Только одно было для нее ясно с первых же минут: писать она будет на идише, хотя французским она владела совершенно свободно и даже перевела на этот язык автобиографию
Марка Шагала «Моя жизнь». Было несколько тетрадей с отрывочными записями и законченными новеллами, в которых оживает ее город (Витебск), каким он запомнился Белле с ее детских лет. Эти тетради она увезла в Америку, продолжала писать и не расставалась с ними до своего смертного часа. Белла умерла в американском госпитале второго сентября 1944 года. Марк напечатал ее мемуары в Нью-Йорке двумя книжками, как и было задумано Беллой: «Горящие свечи» («Бренендике лихт») в 1945 году и «Первая встреча» («Ди ерште багегениш») в 1947 году. Эта серия вышла на французском языке в 1973 году в переводе дочери Иды и к ним Марк сделал 68 рисунков тушью. Общая книга вышла на иврите в переводе с идиша Иехуды Иеари. Во всех книгах включена трогательная статья Марка, со следующей аннотацией из раннего письма к Белле: « Если бы я, дорогая Белла, писал бы письма, как настоящий писатель – я бы тогда безусловно их рисовал. Я стыжусь слов. Всякий раз должен их исправлять. Но душа требует писать тебе, чтоб ты мне ответила и писала обо всем, обо всем…».
Книги доносят многоцветный спектр, в котором у Беллы Шагал воссоздан мир, отделенный от нас уже целым столетием. Это несомненная творческая удача. Идиш был языком, который Шагалы считали для себя родным. Нет необходимости напомнить о трагедии языка идиш, как следствие катастрофы европейского еврейства и того, что этот язык перестал быть языком масс в Израиле и других странах (за исключением отдельных ортодоксальных общин, не признающих секулярную литературу). И этим подтверждается, насколько не беспочвенными были опасения Беллы Шагал, что погибает многовековая культура, языком которой был идиш. Выбрав для своих записей этот язык, она стремилась, насколько могла, как-то противодействовать надвинувшейся угрозе исчезновения культурной традиции, на которой ее воспитывали. Первую книгу она назвала «Горящие свечи» («Ди бренендике лихт»), подразумевая огни, зажигаемые в еврейские религиозные праздники. В доме Розенфельдов правила благочестия соблюдались строго и неукоснительно, а жизнь проходила в молитвах, постах, покаяниях, ликованиях, в том неизменном ритме, который требует возжигания светильников каждую субботу, и в Судный день, в праздники Кущей и Торы в Хануку, в Пурим и в Пасху.
Горит светильник, и должны отступить все злые силы: пройдут любые невзгоды, закончатся все страхи. Девочкой Белла верила в эту мудрость предков, не ведая ни мига сомнения. Она взывает к той же мудрости, делая записи в своих тетрадях, когда уже не существует Польши и танки вермахта на подступах к Парижу, и Витебску вскоре предстоит сделаться укрепленным районом в составе новообразованной территории «Остланд». Время, когда пишутся ее воспоминания, незримо в них присутствует, определяя тональность книги: лирическую и печальную, хотя рассказ идет о счастливой поре детства. Белла была младшим ребенком в большой и житейски благополучной семье витебского торговца-ювелира, который с помощью жены, очень сообразительной в коммерческих делах, стал богатым человеком, владельцем четырех лавок (в революцию все его достояние пропало). Реб Шмуль-Ноах был человеком твердых религиозных верований, воспитывался в ешиве, считался видным талмудистом. В Субботу (Шабес) он всегда приходил из синагоги самым последним, и Башечке (Белле), остававшейся дома за столом с подсвечниками, даже много лет спустя ясно виделась картина, которую ей так часто описывали братья: тишина в пустом храме, тщедушный шамес (служка) у столика с толстыми фолиантами и папа – раскачиваясь из стороны в сторону, он молится с закрытыми глазами, а вокруг трепещут тихо пропетые стихи. Дома в субботний вечер - «все легкое, благостное, умытое, как после дождя». Следует омовение рук из тяжелого медного кувшина, протяжный речитатив над вином, читают кидуш. От блюда с фаршированной рыбой доносятся острые запахи лука и перца. Мальчишки шушукаются о том, что дядя Бере ужасно брызгается слюной, а Шмоне-эсре (Восемнадцать благословений) прочли так, словно спешат на пожар. Отец покрикивает на них: «Тише! Что за возня!». Для него самого Шабес священен, он способен часами обсуждать, верно ли поняли сыновья слова раввина, толковавшего слово пророков. Разумеется, он убежден, что этот порядок жизни – честная и прибыльная торговля, жесткая семейная иерархия, неприкосновенные заветы, неуклонно исполняемые обряды и ритуалы – установлен до «скончания века». На самом деле мир, который ему кажется таким прочным, доживает свои последние годы. Сыновья уедут из Витебска учиться – кто в Петербург, кто в Женеву или в другие места. Дочь Анна станет социал-демократкой, ее мужа, видного большевика, репрессируют в 1930-м. А Башечка встретит Шагала, крепкого, широкоплечего, с острыми зубами, которые словно впиваются в собеседника, с шевелюрой, несущей его, как крылья. Говорили, что он ужасно беден, у него нет своего угла, картины он пишет, устроившись на печке рядом с кадками и курами, и домашние боятся, как бы он ее не перепачкал красками. Над его живописью все смеются, сестры протирают пол тряпками, которые он испортил своей мазней. Он похож то на дикого зверя, то на светлого ангела, и для него ничего в мире не существует, кроме занятия, в котором ему видится призвание. Когда они первый раз встретились в доме подруги, дочери витебского врача, Шагал уснул на кожаном диване, который предназначался для пациентов: видно, был вымотан до предела. Тея (Тойба) Брахман, познакомившая их, все твердила: такой несчастный, надо его спасать. Однако несчастным он себя вовсе не ощущал, рано почувствовав, какой огромный талант ему отпущен. Белла была одной из первых, кто это понял, кто поверил в Шагала безоговорочно и навсегда. Она стала его великой любовью, его музой и опорой.
В упомянутой статье Марка Шагала к книгам Беллы «Горящие свечи» и «Первая встреча», он пишет: «Долгие годы ее любовь освещала все, что я делал», и «все покрылось тьмой» в тот сентябрьский день 1944 года, когда Белла покинула этот мир. Соединяя с ним свою судьбу, Белла многое меняла в привычном с детства укладе и родители, конечно, должны были печалиться: ничего основательного, впереди какая-то смутная богемная жизнь и, очень вероятно, нищета, уж не говоря о том, что для Шагала, по первому впечатлению, мало что значили ценности, священные в доме Розенфельдов. Вспоминая свою новую родню, Шагал в «Моей жизни» отзывается о ней довольно пренебрежительно: они «только и знали, что молиться с утра до ночи». Белла всего на один год пережила свою мать, и наверно, до Фриды Левьянт-Розенфельд должны были доходить вести о мировой славе, которой добился ее зять, внушавший столько опасений витебским обитателям. Но это произошло где-то бесконечно далеко от Витебска и от дома ревностного хасида Шмуля-Ноаха Розенфельда. Почти ничего и не сохранилось после революции от окружения и атмосферы, в какой выросла Башечка, общая любимица, выбравшая для себя совсем не тот путь, что предназначался девочке из добропорядочной и крепкой еврейской семьи. Сам Шмуль-Ноах Розенфельд скончался в 1923 году. Нет сомнений, что доживи он до печально-знаменитых тридцатых годов, его перемолола бы «сталинская молотилка», как классового врага советского народа и режима.
Вот оглавление первой книги Беллы Шагал - «Горящие свечи» («Бренендике лихт»): Наследие; Двор; Баня; Суббота; Меламед; Рош а-Шана (Еврейский новый год); Йом Кипур (Судный день); Сукот (Кущи); Симхат Тора (Праздник Торы); Первый снег; Ханукальная лампа; Пятая свеча; Ханукальные деньги; Магазин; Мишлоах манот; Мегила; Пуримшпилерс; Обеденный час; Проверка квасного; Канун пасхи; Пасхальный седер; Илья пророк; Афикоман; Девятый день месяца ав; Свадьба. Каждая глава, это фактически законченная новелла на означенную тему, с описанием специфических колоритных особенностей еврейской жизни, в которой родилась и прожила несколько десятков лет автор. Но это была и жизнь евреев стран восточной Европы начала ХХ века в целом, жизнь сохраняющая и старый уклад, но уже подверженная просветительским веяниям. Такой жизнью жили наши предки всего несколько поколений тому назад. Книга «Горящие огни», в этом отношении, является важным историческим документом для последовавших и грядущих поколений.
Вводная глава «наследие», является фактически наказом этим поколениям помнить и дорожить своими корнями, своим прошлым, своей историей, языком идиш. Поэтому представляется важным привести это введение полностью.
«Странное дело, захотелось мне писать именно на языке мамы, на котором я почти не разговаривала со времени оставления отчего дома. Насколько мои детские годы удалились от меня, настолько же они внезапно и приблизились ко мне. Я явственно вижу себя, полненькую, маленькую девочку, бегающую по дому, сующуюся повсюду, прячась словно закрученный червячок с ногами на подоконнике. Папа, мама, обе бабушки, красавец дедушка, родные и чужие семьи, состоятельные и бедные, свадьбы и похороны, улочки и садики, - все проплывает перед моими глазами, подобно глубоким водам нашей Двины. Моего дома больше нет. Все исчезло и даже – мертво. Отец умер. Мама - Бог знает жива ли еще – в абсолютно чужом городе. Дети - рассеяны по этому и тому свету, где кто. Но каждый, как кусочек отцовского савана, взял с собой, взамен пропавшего наследия, дыхание родительского дома. Я поглаживаю свой кусочек наследия, и к носу подступает прямо запах моего старого дома. В ушах звенят выкрики из магазина и праздничные мелодии ребе. Из каждого отверстия торчит тень, и как только я к ней прикасаюсь, она меня втягивает как в хоровод, с другими тенями. Они толкаются, ударяют меня в спину, щупают мои руки, ноги, пока все вместе не нападают на меня, как жужжащий рой мух в жаркий день. Я не знаю, как вывернуться от них. Как-то мне однажды-таки захотелось вырвать из темноты день, час, момент из исчезнувшего дома. Но как оживить этот момент? Боже мой, ведь так тяжело вытянуть из захудалых воспоминаний кусочек прошедшей жизни! И жаль, когда они потухают, мои худые воспоминания, и умирают даже совсем со мною вместе? И хочется мне их спасти. Вспоминаю я, что ты, мой верный друг, часто меня доброжелательно просил рассказать тебе о моей жизни, когда ты меня еще не знал. Вот и пишу я об этом для тебя. Наш город тебе еще дороже, чем мне. И ты, добросердечно, поймешь даже то, что мне не удастся рассказать. Но одно меня тревожит – моя сладкая доченька, которая провела (правда, годовалым ребенком) всего лишь один год своей жизни в моем отцовском доме, поймет ли она меня? Будем надеяться, что да». (Сент-дие, Франция, 1939).
Из приведенной вводной главы, становится ясным, что Марк Шагал вдохновлял долгие годы Беллу взяться за перо, зная о ее литературных способностях и исходя из общности их отношения к искусству и к своему народу; ему она посвятила воспоминания о юности и молодости в родном для них Витебске! И не будет преувеличением, что Белле удалось на своем родном языке, на идише, изложить то, что Марк изобразил на своих картинах.
А вот и оглавление второй книги Беллы - «Первая встреча» («Ди ерште багегениш»). Две первые главы ее, это сентиментальные оды, внезапно пробужденной любви целомудренной девушки Баси-Рейзе, потрясшей в не меньшей степени и Мойше Сегала. Остальные главы, это фактически продолжение первой книги: Стакан газированной воды; Связка кораллов; Прогулка с отцом; Зима; На рассвете; Лодка; На даче с родителями; Поезд; День рождения. В предпоследней главе этой книги, «Поезд», Белла вспоминает, что в детстве она была убеждена, что ее город, Витебск, – это крайняя точка мира, который и начинается, и завершается на витебской платформе. И вдруг возникло страшное чувство, что состав, скрывшийся за горизонтом, никогда не вернется, а без тех, кто рыдал в окнах вагонов, платочками подавая последнюю о себе весть плачущим на перроне, все опустело. Только деревья остались, и по-прежнему «парят над крышами их воздетые руки». Город сделался и реальным, и призрачным – в точности, как на картинах Шагала. Он видится покинутым домом, как будто и вправду уехал весь, до последнего человека. Она действительно его больше никогда не увидела. В Витебске, освобожденном от немцев за полтора месяца до смерти Беллы, насчитывалось всего 118 жителей, а от еврейского Витебска не осталось ничего. Белла об этом уже даже не узнала.
Ч тобы понять свое прошлое, прошлое своих предшественников, прошлую жизнь вообще, надо вернуться к этому времени, перенестись к нему, к своей молодости. Годы спустя Белла взялась за перо, чтобы возместить ощущение потерь, чтобы продолжал существовать этот мир, где были совсем особенные люди, вещи, пейзажи, еврейские праздники, цветы, особая душа, особый язык, уникальное «марево красок». Краски играют и переливаются на страницах ее рассказов, придавая необыкновенную выразительность самым обычным эпизодам – описаниям уроков со стареньким ребе, которого так любили морочить и дразнить непоседливые дети почтенного ювелира, прогулки на санях, когда дети получали от отца по гривеннику в праздник, посещения бани, пасхального обеда, визита ряженных на Пурим. Белла Шагал просто восстанавливает жизнь, которой больше нет. Это сделано ею талантливо и артистично, а шагаловские рисунки тушью – их 68 – дополняют повествование настолько яркими образами, что ее мысли воспринимаются как бесспорная достоверность. Эта жизнь и была достоверностью для Марка и Беллы, веривших, что все возвращается к исходной точке, к тому началу, которым для них обоих был Витебск: язык их предков - идиш, еврейская душа, неистребимая, каким бы чудовищным испытаниям ее ни подвергала реальная история во времена, когда им выпало жить. Белла во многом вдохновила и подготовила будущие художественные открытия Марка Шагала. Их брак дал искусству художника новую тему - единства земной и небесной любви. В его картинах восторженное чувство способно вознести возлюбленную над землей, и это кажется вполне естественным и убедительным. Глядя на работы Шагала, понимаешь, что для художника любимая жена Белла стала источником вдохновения и полета мысли и пера. Муза на долгие годы. На склоне лет Марк Шагал скажет: “... В нашей жизни, как на палитре художника, есть только один цвет, способный дать смысл жизни и Искусству. Цвет любви”. Он, как никто, обладал удивительным даром любить и ощущать счастье, соединяющих и преображающих людей.
Любовь давала крылья ему и женщине, которую он любил. Он писал: “...Я жизнь провел в предощущенье чуда. Я жду, когда ж меня ты обовьешь, чтоб снег, как будто лесенка, спустился. Стоять мне надоело – полетим с тобою в небо по ступенькам белым!” В 1917-18 гг. художник создает свой знаменитый триптих, включающий картины “Над городом”, “Прогулка”, “Двойной портрет”. Этот цикл можно назвать автобиографичным, ибо все три работы представляют собой портреты Шагала и его молодой жены Беллы.
Над городом 1914-1918гг.
В картине “Прогулка” зрителям предстает “обыкновенное чудо”: художник идет по земле, держа за руку свою жену, которая взмывает в небо и трепещет там, словно знамя на ветру. Художник и сам стоит на земле не очень устойчиво, как бы готовый в любой момент взлететь. Удерживая одной рукой Беллу, Шагал сжимает в другой серую птицу.
Это намек на известную поговорку о синице в руках и журавле в небе - мол у меня в руках и то, и другое. На картине художник, конечно же, в Витебске - любимом городе, таким же привычным, как и неповторимым и единственным. А стало быть для сердца больше ничего не нужно - город всей жизни и любимая женщина, которая рядом. Любовь Беллы и Марка Шагала была яркой и почти неземной, она подарила обоим полет - во сне и наяву. Крылатая любовь.
Любовная тема в творчестве Шагала неизменно связана с образом Беллы. С полотен всех периодов его творчества, включая и позднейший (после смерти Беллы), на нас смотрят ее выпуклые черные глаза. Ее черты узнаваемы в лицах почти всех изображенных женщин: "Голубые любовники", "Розовые любовники" , "Серые любовники", "Зеленые…", "любовники", "День рожденья", "Белла в белом воротничке", " Белла в белых перчатках"…
Прогулка 1917-1918гг.
Голубые любовники 1914г.
Розовые любовники 1916 г.
Серые любовники 1917 г.
Зеленые любовники 1914г.
Любовники 1914г.
День рождения 1915г
Белла в белом воротничке 1917г.
Моя невеста в черных перчатках.1909,
х олст, масло, 88х65. Художественный музей. Базель
А вот как Шагал раскрыл мотив своей свадьбы со своей Беллой. Реальность слита с миром мистического – над женихом и невестой парит ангел!
Свадьба 1916г.
Шагал с Беллой, 1934 год.
Любовь к Белле, Марк Шагал увековечил во многих картинах, которые получили мировую известность и в «Истории изобразительного искусства», и в «Теме любви» в целом, и в личной жизни самого художника. В настоящей статье приведена лишь небольшая часть этих картин. По признанию самого Шагала, Белле он обязан дивным ощущением внутренней свободы. Любовь к Белле, главной женщине своей жизни, породило в нем чувство полета и высоты, которые, очевидно, во многом определило образ мышления художника. В августе 1944 года семья Шагалов с радостью узнает об освобождении Парижа. Война близится к концу, скоро они вернутся во Францию. Но буквально через несколько дней, 2 сентября, умирает от осложнения после гриппа его единственная любовь, его жена Белла. Необыкновенная женщина! «Твой белый шлейф плывет, качаясь в небе...» – напишет он много лет спустя. Девять месяцев мольберты с эскизами были повернуты к стене – рисовать Марк не мог. Он вообще ничего не мог – ни с кем-либо говорить, ни куда-либо ходить, ни чего-либо хотеть. Если бы так продолжалось дальше, он либо сошел с бы бы с ума, либо умер. Художник совершенно оглушен постигшим горем. И только спустя девять месяцев он берет в руки кисти, чтобы написать две картины в память о любимой: «Свадебные огни» и «Рядом с ней».
Свадебные огни 1946
А потом он изобразит, в шагаловском стиле, и картину "Одиночество" - т.е. свою "осиротевшую жизнь" на фоне порхающей, вознесшейся на небеса, Беллы.
Марк Шагал "Одиночество".
Шагал рисовал свою Беллу с момента их знакомства в 1909 году и до ее преждевременной кончины в 1944 году, т.е. на протяжении 35 лет. Но и последующие 41 год своей жизни, ее образ не оставлял его никогда.
Мифопоэтический образ родного Витебска был незабываем для Беллы и Шагала. Большую часть жизни они провели на чужбине и их родной город с течением времени изменился до неузнаваемости. Однако Витебск существовал всегда в душе Беллы и Марка. Их общая, навеки утерянная родина, была их общей заветной тайной, миром их грез. Образ дореволюционного городка в Белоруссии отображен не только в картинах Марка, но и в книгах воспоминаний Беллы "Горящие свечи" и "Первая встреча". Как уже упоминалось выше, Марк написал к этим книгам послесловие (в ивритском переводе предисловие) и сделал иллюстрации. Эти книги проникнуты ностальгией, глубоко лиричны. Как и воспоминания Марка Шагала "Моя жизнь", книги Беллы помогают глубже прочувствовать своеобразие и особенности тех времен и обстоятельств, а главное оценить талант Беллы.
Белла прожила с Марком Шагалом долгую и счастливую жизнь, деля с ним все трудности и победы его творческого пути. Марк многократно рисовал Беллу и с их дочерью Идой.
Клубника. Белла и Ида за столом
Белла и Ида у окна
Иде было 28 лет когда мама умерла и, наблюдая отчаяние отца, делала все, чтобы вернуть его к жизни. С ее помощью и усилиями, он сумел преодолеть трагические настроения и продолжить уникальный творческий, «шагаловский» жизненный путь. Но это уже другая тема.
Цель настоящей статьи - осветить образ замечательной женщины, Беллы Розенфельд-Шагал, безраздельно и жертвенно посвятившей себя любимому человеку, уникальному еврейскому художнику Марку Шагалу, который отвечал ей такой же самозабвенной и преданной любовью. Другие моменты упомянуты в статье лишь, как имеющие отношение к Белле, в т.ч. ссылки на Марка Шагала и его картины. При этом, представляется важным привести предисловие художника к изданным посмертно двум книгам Беллы с его рисунками. Вот это предисловие, которое фактически подводит итог истории ее жизни.
«Белла намеревалась быть актрисой. Она играла в театре и ее игру хвалили. И вот приехал я из Парижа, мы поженились и уехали вместе во Францию. Конец мечтам о театре…Велико было ее влияние на мое искусство в течение долгих лет. Но кажется мне, что что-то угасло в ней, что-то оттеснилось в сторону. Я думал, что в сердце Беллы сокрыты сокровища, как в ее «Связке кораллов», пропитанные любовью. Подобно ветерку, исходящему из ее губ, как первый поцелуй; поцелуй – как жажда справедливости… Стыдилась ли она меня, людей, желая оставаться всегда в тени? Пока не услышала голос еврейской души, пока не увидела диаспору последних лет и язык ее родителей вновь не стал ее языком. Стиль ее – «Горящие свечи» и «Первая встреча» - это стиль еврейской невесты в еврейской литературе. Образ ее письма подобен образу ее жизни, ее любви, ее гостеприимства. Ее слова и строчки подобны запаху краски на полотне. На кого она похоже? Она не напоминает никого. Ведь она Башенька-Беллочка с горы в Витебске, отражающейся в реке Двинск, с облаками, деревьями и домами. Вещи, люди, пейзажи, еврейские праздники, цветы – все это ее мир и о них она рассказывает. В последнее время я ее часто заставал, поздней ночью, сидящей на кровати, при маленькой лампочке читающей еврейские книги. Я говорил ей: Так поздно? Ложись лучше спать. Несколько недель перед тем как она уснула вечным сном – она еще была свежа и красива как прежде – я ее видел в комнате на нашей летней даче, приводящей в порядок рукописи – отдельно законченные вещи, отдельно наброски и отдельно копии. Спросил я ее тогда со скрытым опасением: что вдруг такой порядок? Она мне ответила с бледной улыбкой: так ты узнаешь где каждая вещь лежит… Обо всем в ней поведал тяжелый вид, тихий и глубокий. И вот я ее вижу через окно гостиницы, сидящей на берегу моря перед тем как войти в воду. Она меня ждет. Целиком ждет и прислушивается к чему-то, как прежде, в бытность молоденькой девушкой, прислушивающейся к лесу на летней даче. Я вижу ее спину, ее тонкий профиль. Она не двигается, ожидает, думает…а может она уже видит «другие миры»…! Углубились ли сегодня, обеспокоенные люди, в ее мир, в мир ее записей? Мне кажется, что в будущем появятся люди, которые вдохнут запах ее цветов, ее веры. Ее последние слова были: «мои тетради…»!
Когда Белла ушла из жизни, второго сентября 1944 года в шесть часов вечера, громыхнула грозовая буря и непрерывный дождь излился на землю. В глазах моих потемнело» (Марк Шагал).
Из предисловия М.Шагала к посмертным изданиям книг Беллы, становится ясным, что Белла знала о своей роковой болезни, предчувствовала свой летальный исход и спешила завершить миссию, которую она определила для себя на земле. Марку это также было известно или он догадывался об этом. Пусть же настоящая статья «вдохнет запах цветов Беллы» в людях и напомнит им о ней, о том, чему она посвятила свою яркую и недолгую жизнь.
Любовь с первого взгляда, да еще взаимная… Такое случается не с каждым. Марку Шагалу повезло, и художник хорошо это знал. Картина «Прогулка» - о том, что теперь у него есть все для счастья.
В 1909 году в Витебске подруга Шагала представила ему свою бывшую одноклассницу. «И я понял - это моя жена» , - вспоминал художник.
Белла Розенфельд, дочь богатого ювелира, училась в Москве и мечтала стать актрисой. Яркая девушка шокировала мать Шагала: Белла позировала юноше обнаженной. И соседей, когда однажды ночью вылезла из мастерской через окно, не желая будить хозяина квартиры. Родня Беллы осуждала ее роман с молодым художником из бедной семьи, жизненные перспективы которого казались весьма сомнительными. Но чувства девушки были серьезными. Она дождалась возлюбленного из четырехлетней заграничной поездки и вышла за него замуж.
Революция все перевернула: имущество родителей Беллы конфисковали большевики, а Шагал был назначен в родной Витебск комиссаром искусств. В этот период он написал несколько картин о безмятежном счастье с молодой супругой, в их числе «Прогулку» .
Художник любил обыгрывать на картинах поговорки и устойчивые выражения (по большей части на идише), в «Прогулке» он явно спорит с русской пословицей «Лучше синица в руках, чем журавль в небе» . Шагал изобразил себя: он стоит, опустив правую руку, а в ладони, близко к земле, бьется птица. Синица - это все то, что есть у героя: любимый город, выбранная профессия… Однако, как художник сказал годы спустя, «есть только один цвет, способный дать смысл жизни и искусству, - цвет любви» . Поэтому он крепко держит за руку и «журавля» - парящую в небесах Беллу.
1 Полет. «Человеком воздуха» («люфтменч» на идише) называют того, кто полон идей, далеких от реальности. Но Шагал, который любил изображать персонажей своих картин летящими, придает оторванности от земли другой смысл. «Чтобы взлететь, - утверждал художник, - мало мечтательности, нужен темперамент, восторг, теснящий грудь, страсть, поднимающая в воздух» . Шагал показывает чувства как физические действия: героиня «Прогулки» летит, окрыленная любовью и счастьем.
2 Художник. Себя, субъекта, восприятие которого преображает реальность, Шагал рисовал и писал постоянно - в разной манере, в десятках вариантов (иногда даже в виде животного, например кошки в «Париже из окна» или быка в «Автопортрете с часами перед распятием»). Здесь он счастливый влюбленный, который вот-вот оторвется от земли вслед за летящей избранницей. Правда, искусствовед Дмитрий Сарабьянов полагал, что «в «картине-представлении» «Прогулка» несколько деланая улыбка (художника. - Прим. «Вокруг света» ) заслоняет подлинную тревогу» - все-таки Шагал создавал это произведение в годы войны и революции.
3 Белла. Она «парит на моих картинах, озаряет мой путь в искусстве. Ни одной картины, ни одной гравюры я не заканчиваю, пока не услышу ее «да» или «нет» - так писал художник о супруге. Белла была советчицей живописца, вдохновительницей и сквозным персонажем его картин. Шагал постоянно рисовал жену, даже после ее смерти. Образ Беллы присутствует более чем в 2000 его работ.
4 Город. Родной Витебск, где прошли детство и юность Шагала, также стал одним из сквозных образов в его произведениях. Художник писал Витебск везде, даже на плафоне Парижской оперы: «Не было, город, картины, в которую я не вдохнул бы твой дух, не было краски такой - не светящейся твоим светом» . Но Витебск Шагала - это не только место с узнаваемыми деталями, но и Вечный город, подобный Иерусалиму, ключевому образу библейской вселенной. Сарабьянов, отмечая эту двойственность шагаловских образов, определял его живопись как «бытовой символизм».
5 Храм. Спасо-Преображенскую церковь было видно из окна комнаты художника в родительском доме. «Этот пригорок с церковью я не раз и всегда с удовольствием изображал на своих картинах» , - вспоминал Шагал. До наших дней она не сохранилась. Для художника эта церковь не только часть дорогого ему пейзажа из воспоминаний детства: Храм - атрибут совершенного Города.
6 Графин и бокал с вином на узорчатой скатерти подчеркивают праздничное настроение картины.
7 Пасущееся животное. Окраины Витебска в то время мало отличались от деревни, местные жители держали скот. Лошади и коровы часто появляются в живописи и графике Шагала, в данном случае - для усиления пасторальной атмосферы.
8 Земля для Шагала - воплощение материнского начала. «Вообще люблю лежать, уткнувшись в землю, шептать ей свои горести и мольбы» , - писал он в автобиографии. Здесь земля и дома, стоящие на ней, зеленые. Это любимый цвет Шагала, и на картинах он часто связан с ощущением радости и любви к жизни.
|
1887
- Родился в еврейском местечке Витебска в семье грузчика селедочной лавки. |
ХУДОЖНИКБелла Розенфельд была восьмым ребенком в ортодоксальной еврейской семье. Ее родители держали ювелирный магазин и были довольно состоятельны. Отец был постоянно погружен в тору, сметливая и практичная мать занималась делами торговли. Несмотря на патриархальный уклад жизни семьи Розенфельдов, их взгляды были достаточно широки, чтобы дать Белле возможность получить светское образование. Белла училась в Москве на женских курсах историка В.И. Герье, интересовалась литературой, театром.
Белла Розенфельд — жена Марка Шагала
В 1909 году в гостях у своей подруги Теи Брахман Белла познакомилась с бедным молодым художником Мойшей Сегалом. Задумчивый, постоянно погруженный в живопись, которую он считал делом своей жизни, никем не признанный, у окружающих Мойша вызывал недоумение и жалость.
Белла увидела в нем талант и твердость духа, она поверила в него еще тогда, поверила на всю жизнь. Позднее он писал: «Долгие годы ее любовь освещала все, что я делал». 25 июля 1915 года они поженились. Белла стала первой женой и музой Марка Шагала.
Любовная тема в творчестве Шагала неизменно связана с образом Беллы. С полотен всех периодов его творчества, включая позднейший (после смерти Беллы) на нас смотрят ее выпуклые черные глаза. Ее черты узнаваемы в лицах почти всех изображенных им женщин. («Голубые любовники» 1914г., «Розовые любовники» 1916г., «Серые любовники» 1917г., «Акробатка» 1930г.) Характерный для живописи Шагала мотив полета, воспарения, отрыва от реальности — часто связан с темой любви. Зачастую, любовь на полотнах Шагала — это их совместный с Беллой полет. («День рожденья» 1915г., «Над городом» 1914-1918г.)
Такой характерный для творчества Марка Шагала мотив, как свадьба, наверное, наиболее полно раскрывает отношение художника к своей жене. В творчестве Шагала реальность неизменно слита с миром мистического, поэтому особенное значение для художника имеют архетипические ситуации — смерть, рождение, свадьба.
М.Шагал. «Белла в белых перчатках», 1915 год
Фигура невесты — черноволосой женщины в белом платье — всегда воздушна и невесома, в ее глубоких черных глазах — приобщенность к тайне мироздания. Это образ реализованной женственности, будущей жены и матери. («Свадьба» 1918 г., «Новобрачные на Эйфелевой башне» 1939 г., «Художник над Витебском» 1982 — 1983 г., «Художник и его невеста», 1980г., «Свадебные огни» 1945 г.)
Мифопоэтический образ родного Витебска также был немыслим для Шагала без Беллы. Большую часть жизни художник провел на чужбине, его родной город с течением времени изменился до неузнаваемости. Однако Витебск Шагала существовал не только в его душе, но и в душе Беллы.
«День рождения», 1915 год, Нью-Йорк, Музей современного искусства
«Сегодня твой день рождения! Стой, не двигайся… Я все еще держала цветы… Ты так и набросился на холст, он, бедный, задрожал у тебя под рукой. Кисточки окунались в краски. Разлетались красные, синие, белые, черные брызги. Ты закружил меня в вихре красок. И вдруг оторвал от земли и сам оттолкнулся ногой, как будто тебе стало тесно в маленькой комнатушке… Вытянулся, поднялся и поплыл под потолком. Вот запрокинул голову и повернул к себе мою. Вот коснулся губами моего уха и шепчешь… И вот мы оба, в унисон, медленно воспаряем в разукрашенной комнате, взлетаем вверх. Нам хочется на волю, сквозь оконные стекла. Там синее небо, облака зовут нас».
Белла Шагал
Их общая навеки утерянная родина была их общей заветной тайной, миром их грез. Образ дореволюционного городка в Белоруссии отображен не только в картинах Марка, но и в книге воспоминаний Беллы Шагал «Горящие огни».
Русский перевод книги сделан не с подлинника, написанного на идиш, а с французского переложения, однако это ничуть не снижает художественной ценности текста. Марк написал к этой книге послесловие и сделал иллюстрации. «Горящие огни» — проникнутое ностальгией, глубоко лиричное произведение. Как и воспоминания Марка Шагала «Моя жизнь», оно помогает глубже прочувствовать живописное творчество великого мастера.
Никто из знаменитых художников не передавал так просто и точно того воздушного, волшебного ощущения оторванности от земли, которое появляется во время влюбленности, как один из самых известных представителей художественного авангарда ХХ в. Марк Шагал
. Художник познакомился с Беллой Розенфельд
в Витебске в 1909 г., через 6 лет они поженились и провели вместе 29 лет, вплоть до трагической смерти Беллы. Все это время он не уставал признаваться в любви и посвящать ей свои картины. Образ Беллы встречается в сотнях работ Шагала.
Несмотря на сказочную, волшебную атмосферу, полотна Шагала всегда содержат конкретные детали, реалистично воспроизводящие быт, интерьер или городской пейзаж. Влюбленные всегда словно возносятся над этим бытом, над городом, но эти детали не абстрактны и не условны – в комнате угадываются элементы интерьера их жилища с Беллой, в городе узнаваемы ветхие домики провинциального Витебска. При создании городских пейзажей автор часто использовал открытки с видами Витебска начала ХХ в.
Любовью и нежностью переполнена картина «День рождения». Как-то еще до свадьбы Белла пришла к Марку на день рождения с букетом цветов, и это так вдохновило художника, что он тут же сделал набросок будущей картины. Белла вспоминала о том дне: «Не двигайся, стой, где стоишь! (Я все еще держу цветы)… Ты бросаешься к полотну, дрожащему под твоей рукой. Обмакиваешь кисти. Хлещет красный, синий, белый, черный. Ты закружил меня в вихре красок. И внезапно ты отрываешься от земли и тянешь меня за собой. Нам хочется на волю, сквозь оконные стекла. Там синее небо, облака зовут нас».
Шагал любит изображать себя рядом с Беллой, при этом влюбленные либо вместе парят в бесконечном белом пространстве, либо один из них увлекает за собой другого. Состояние упоительного счастья передает необычная композиция картины «Двойной портрет с бокалом вина»: художник изобразил себя сидящим на плечах у жены с бокалом в руках. При этом Белла словно не касается ногами земли и две фигуры образуют невесомую вертикаль, устремленную вверх. Несмотря на все тяготы военного времени и все невзгоды, влюбленные остаются счастливыми.
Марка Шагала иногда называют сюрреалистом, художником, живущим в мире снов, так, например, поэт Луи Арагон призывал: «Не будите художника! Он видит сны, а сновидения – это святое!». Шагал, напротив, неоднократно подчеркивал: «Не называйте меня фантастом! Совершенно наоборот, я реалист. Я люблю мир». Его творчество настолько самобытно, что вряд ли можно причислить его к какому-то определенному направлению, группе или школе. Одно время он увлекался кубизмом и сюрреализмом, но в результате создал свою собственную мифологию, неповторимый стиль, который часто называют живописной эквилибристикой.
/ Близкие / Белла Шагал
Белла Шагал - первая любовь Марка Шагала
Я думал, что в сердце Беллы сокрыты сокровища.
Марк Шагал
Берта Розенфельд родилась в Витебске. Согласно некоторым источникам, первое ее имя звучало не как Берта, а как Бася-Рейза. Беллой она станет называться после того, как вместе с мужем, Марком Шагалом, приедет в Париж.
Ее «официальная» дата рождения - 15 декабря 1895 года, однако Бенджамин Харшав, биограф Шагала, утверждает, что Белла родилась на 6–7 лет раньше, чем принято думать. Берта - восьмой ребенок в семье ортодоксальных евреев, отцом ее был состоятельный ювелир.
Окончив витебскую гимназию, она получила серебряную медаль, которая давала возможность продолжить обучение в Москве. Она поступила на историко-литературно-философский факультет Московского университета, обучалась актерскому мастерству в студии Станиславского и писала для столичной газеты «Утро России». Также Берта написала две диссертации: о Достоевском и об освобождении русских крестьян.
Лето 1909 года Берта проводила в Витебске. Она заглянула к своей подруге, Тее Брахман, чтобы показать привезенную из Германии пелерину, и познакомилась с Марком Шагалом (тогда еще Мойшей Сегалом).
Во второй части книги «Горящие огни» Берта описала встречу так:
«Я не смею поднять глаза и встретить его взгляд. Его глаза сейчас зеленовато-серые, цвета неба и воды. Я плыву в них, как в реке».
Через год они стали женихом и невестой, но свадьба все откладывалась. Марк уехал в Санкт-Петербург, а оттуда - в Париж. Четыре года Берта не видела Марка. Всё, что она могла сделать, - писать ему нежные, поэтичные, прекрасные ответы на его письма. Лишь в 1915 году он вернулся в родной город - и молодые сыграли свадьбу. А в 1916 году родился их единственный ребенок - дочь Ида.
В автобиографии Марк напишет, что рядом с Беллой ощущал необыкновенный покой, невесомость, даже полет. Он так ее и рисовал - легкую, летящую , влюбленную. Он посвящал ей свои стихотворения и полотна , ее образ встречается на картинах Шагала сотни раз.
Белла была красива, могла стать талантливой писательницей или актрисой, но предпочла посвятить свою жизнь любви - любви к Марку Шагалу. Она прошла вместе с Марком через всё: его увлечение революцией, неудачную попытку стать преподавателем и общественным деятелем, полуголодную жизнь московского художника, бегство - сначала из Советского Союза, а затем и за океан от антисемитской немецкой военной машины.
1924 год. Марк, Белла и дочь Ида в парижской квартире
Она решила, что будет писать книгу, и исписала несколько тетрадей воспоминаниями из детства и описаниями различных событий. Марк и Ида позаботятся о том, чтобы книга была издана: муж Беллы подготовит 68 иллюстраций тушью, а дочь переведет текст с идиша на французский. Работа над книгой поможет Марку выйти из глубокой депрессии и вновь взять в руки кисти. Но всё это случится потом, после смерти Берты.
25 августа 1944 года союзные войска освободили Париж - эта новость стала настоящим праздником для Беллы и Марка. Они уже собирались вернуться во Францию, когда Белла внезапно занемогла. Инфекция убила ее буквально за несколько дней. «Когда Белла ушла из жизни, 2 сентября 1944 года в шесть часов вечера, громыхнула грозовая буря и непрерывный дождь излился на землю. В глазах моих потемнело», - напишет Шагал.
